Мы приехали в Израиль в 1990 году. Я пишу "мы" не потому, что речь идет о моей семье. Мы – это те, кто вокруг меня, с кем я работаю, дружу, сижу за праздничным столом. Мы приехали в 1989-91 годах и это существенная часть русской составляющей Израильского общества, процентов 80%.

        Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. И это так, мы – это те, кто связаны общностью исхода, мы уехали из одной и той же страны и приехали в одно и то же место. Это кажется тривиальным, но когда разговариваешь с теми, кто приехал в нулевых годах или в семидесятых годах прошлого века, такой общности восприятия не наблюдается. Изменилась Россия, изменился Израиль. Поэтому, речь идет только о нас.
 

        Да что тут отдавать!? Этим вопросом-восклицанием мы определяли нашу простую и ясную позицию по вопросу всего 100-летнего конфликта.К тому же, мы привыкли, что наша бывшая родина, Советский Союз, никогда и ничего не отдавала. Результаты всех ее войн считались абсолютно святыми и не подлежащими ревизии. Не рассматривались никакие варианты, не принимались в расчет никакие выгоды. Советский Союз забрал себе на вечные времена исконно немецкие территории восточной Пруссии, превратив их в Калининградскую область, японские острова Курильской гряды, бывшие польские области, объявив их западной Украиной, части Финляндии и так далее. Причем не имело значения, кто являлся инициатором военных действий, противная сторона, как Германия, потерявшая восточную Пруссию в результате вторжения, или СССР, как в случае с Японией, Финляндией и Польшей.

         Ситуация в Израиле казалась нам предельно ясной. Агрессором являлся противник, точнее враг, так как в нашей советской ментальности были только две краски: красные и белые, свои и чужие, враги и друзья.

         И, будучи агрессором, враг понес потери, территории его были захвачены, и над ними установлен справедливый контроль. Такая оценка не была умозрительной, она действительно базировалась на реальных фактах израильских войн, на декларациях Бальфура, Лиги наций и ООН и никаких сомнений в своей точности и справедливости не вызывала. Во всяком случае, у нас. К тому же указанная позиция была поддержана на религиозном уровне, ибо Всевышний, как написано в Библии, отдал эту страну евреям, а не делил между арабами и евреями, потомками Исмаила и Ицхака, детьми праотца Авраама от разных женщин.

         Эта наша позиция радовала тех, кто нас об этом спрашивал. Складывалось впечатление, что большая часть населения думает также как мы.

        Короче говоря, проблема виделась достаточно простой, нужно было лишь проявить необходимую твердость в отстаивании своих позиций.

Они уже здесь живут

        Наша алия (иммиграционный поток в данном контексте) вызывала у коренных израильтян большой энтузиазм, во всяком случае, в первое время, в 89-91 годах. Многие из них с удовольствием записывались в добровольцы и старались помогать нам освоить иврит, понять и узнать страну. Семьи израильтян как бы брали шефство над нами. Это было очень приятно и действительно помогало. Была такая семья и у нас. Интеллигентные люди, примерно нашего возраста и той же профессии, потом мы поняли, что такой подбор не был случайным – делалось все возможное для облегчения первого контакта.

        Именно они заронили  у нас в душе первые сомнения в абсолютной правильности нашей позиции. Именно – правильности. Я не хочу употреблять здесь иные слова, ибо ни справедливость, ни оправданность этой позиции поколеблены не были.

        Сомнение возникло в результате лишь одной произнесенной фразы: "но они здесь уже живут". Действительно, общее число арабских жителей контролируемых территории было достаточно велико, точные числа были противоречивы, но речь шла о двух миллионах арабов. Это много. Концепция – "а что тут отдавать" – не предполагала решения проблемы – "а что с ними делать".

        Грустная реальность этого открытия позже нашла выражение в моей статье "Тринадцать процентов возврата", опубликованной в газете "Наша страна".

        Может быть, для людей с менее логичным складом мышления достаточно  было принятия общей концепции и надежды на Всевышнего, который позаботится о ее реализации, но для меня это было неприемлемо. Многие люди среди коренных израильтян, сторонники идеи великого и неделимого Израиля, совершенно об этом не думали: СССР развалился, а мы о каких-то арабах думаем – нелогично. Все произойдет само собой по воле Всевышнего.
        Я же привык додумывать ситуации до конца и, декларируя что-либо,  всегда имел в виду некий свой план реализации этой декларации.

        Рассматривать же весь список  вариантов было достаточно грустно. Их, по сути, было только два: трансфер всех арабов территорий куда-нибудь или включение их в состав Израиля на правах граждан. Все другие варианты не решали проблемы, а отодвигали ее решение.
        Первый вариант был явно нереален: ясно, что эти арабы никому не нужны и сколько мы не повторяли, что Иордания - это палестинское государство, она таковым не становилась. А точнее, абсолютно не желала становиться, и не хотела иметь еще и этих палестинцев в составе своего государства. Не хотела ни в каком варианте! Палестинцев в Иордании на самом деле было большинство, но правил страной бедуинский клан, итак имевший с этим населением немалые проблемы. Даже если бы все эти арабы с территорий (так в Израиле кратко называют то, что в мировой прессе именуется Западный берег реки Иордан) вдруг (вот уж воистину вдруг) решились бы добровольно покинуть места своего нынешнего проживания, для их расселения потребовались бы согласованные усилия нескольких мировых держав. Действительно бытовал и такой вариант: добровольный трансфер. У него не было слишком много сторонников (Рехавам Зээви, застреленный террористом министр израильского правительства, был наиболее известным из них). Считалось, что сто тысяч долларов на семью будет достаточной компенсацией и помощью при устройстве на новом месте, а уж деньги найдутся, все мировое еврейство (не бедное, по определению) скинется и поможет. Само собой предполагался выкуп оставляемого имущества. Надо только предложить и они поедут. Мечты! Никакой массовый и добровольный выезд не предполагается, никакой массовый прием беженцев никем не планируется, да и денег (где-то миллиардов 500 долларов) нет.

Проблема позиционировалась в моем сознании как очень сложная.

         Мир в обмен на территории 

Возможно, это и есть решение проблемы? Но, как говорят англичане: "дьявол скрывается в мелких деталях". Какой мир? А какие территории?

Вообще этот лозунг принадлежит не арабам, а евреям. Мне это было очень странно узнать, так как в те времена, начало 90-х, его критика была, по-моему, всеобъемлющей. Оказалось, что после шестидневной войны, когда большие территории были захвачены у контролировавших их арабских стран (Египет контролировал сектор Газа, а Иордания контролировала территории Иудеи и Самарии) в Израиле тоже не знали, что с ними делать. Первым решением было вернуть их тем, у кого мы их захватили за подписание мирных договоров. Так родился лозунг "мир в обмен не территории".

        Однако, на переговорах с Египтом Анвар Садат не только не потребовал сектор Газа, как условие мирного договора, а наоборот, всячески сопротивлялся израильским попыткам пристегнуть его к возвращаемым территориям. Зато ни одного квадратного сантиметра синайского полуострова не уступил. Переговоров с Иорданией не было, и Иудея и Самария остались израильскими тоже.

         О палестинском государстве египтяне во время переговоров не говорили. По-видимому, им это тоже казалось тогда диким, так же как и израильтянам. Было решено о создании в будущем автономии для палестинцев на основе прямых израильско-палестинских переговоров.

        Первые переговоры начались, однако, уже только при нас. Премьер министром был тогда Ицхак Шамир, а лидером оппозиции ни то Шимон Перес ни то Ицхак Рабин. В те времена они непрерывно делили власть в своей партии "Авода" (израильская партия труда, социал-демократического направления). На переговорах в Мадриде впервые была представлена палестинская делегация. В ее составе были известные люди с контролируемых территорий, не связанные напрямую с ООП (Организацией освобождения Палестины), которая определялась тогда как организация террористическая. И это была чистая правда. На счету ООП были десятки и сотни кровавых преступлений, в числе которых захват детского садика в Маалот и расстрел детей, захват автобуса на приморском шоссе и расстрел пассажиров, захваты самолетов, захват израильских спортсменов на олимпиаде в Мюнхене и их расстрел. Конца нет списку их преступлений, зверских по исполнению, кровавых по результатам. Я назвал лишь наиболее шумные в прессе.
        Но арабы с территорий боялись их еще больше, чем израильтяне. Израильтяне боролись с ними тайно и явно и уничтожали убийц рано или поздно, доставая их во всем мире. Мир, я имею ввиду ту его часть, что важна своим отношением к нам, считал тогда нормальным любые усилия нашего государства в борьбе с террором. Но палестинским переговорщикам деваться было некуда. За любое неосторожное слово их ждало суровое наказание. Поэтому они молчали. Израильская же сторона в основном следила за тем, каково расстояние между столами палестинской и иорданской делегаций. Оно должно было стремиться к нулю, ибо как самостоятельная единица палестинцы нами не признавались. Они должны были быть членами иорданской делегации. Итак, переговоры в Мадриде шли, а результата не было.

        Выборы 1992 года впервые проходили в стране при нашем участии. Огромный пласт населения, новые граждане страны, 15-18% избирательного состава! Мы могли и должны были решить судьбу выборов. А мы никому и ничего отдавать не собирались. Это очень успокоило право-консервативный блок и правительство Шамира, и особенных усилий  в области пропаганды и агитации ими предпринято не было. А жаль. Объективные трудности иммиграции наслаивались на завышенные ожидания иммигрантов (к себе едем! – эта часто повторяемая мантра повышала внутренние ожидания). Американское правительство Буша-старшего обусловило предоставление кредита, столь необходимого Израилю для обустройства алии, политическими требованиями (конечно, грубейшее вмешательство во внутренние дела другой страны, но деньги были у Буша) – все это вместе сделало ситуацию чреватой серьезным изменением отношения новоприбывшего русского еврейства к избирательным платформам партий.

         Ицхак Рабин и Шимон Перес очень умные политики. Особенно хитрый Перес, Рабин был откровеннее, прямее и проще. Уж не знаю, кто подсказал им, как надо управлять постсоветской массой репатриантов, но сделали они это мастерски.

        В соответствии с нашей ментальностью, политики не являлись той группой лиц, что формировала наше общественное мнение. Мы привыкли к кухням, к распространению негласной информации, к мнению интеллигенции, творческой в особенности (она на виду), но и научной, высокого уровня, тоже. Рабин и Перес мобилизовали известных людей алии (в большинстве своем вернувшихся обратно в Россию после недолгого периода неудачных попыток адаптации) и провели с ними необходимую работу. Конечно, были обещаны субсидии на русское искусство и трудоустройство "цвета русского еврейства", а взамен необходимо было выступить в русскоязычной прессе Израиля с поддержкой партии "Авода". Печатному слову русский народ верил тогда почти абсолютно. Что и было сделано. Помню, что блистал на встречах с Рабиным и Пересом Михаил Козаков, прекрасный, известный и всеми любимый актер, призывавший нас голосовать за партию "Авода" во всех газетах. Года через полтора Козаков тоже вернулся в Россию, но дело было сделано – на выборах 1992 года эта партия победила, и именно за счет голосов русскоязычных израильтян последнего призыва. Так что Козаков во всем виноват!

        Я голосовал за партию "Цомет" ("Перекресток"), руководимую Рафаэлем Эйтаном, бывшим начальником генерального штаба, боевым генералом, а в жизни добрым и отзывчивым человеком, хотя и слишком доверчивым. Я даже вступил в ее члены, и некоторое время ходил на партийные собрания. Было крайне интересно понять, как это здесь происходит, кроме того, хотелось быть поближе к людям, рассматривающим варианты решения этой чрезвычайно сложной проблемы. Партия "Цомет" по-прежнему выступала с позиции неделимой земли Израиля, но была несколько более гибкой и, одновременно,  активно антиклерикальной. "Русским" это нравилось.
 

        Вначале казалось, что уж раз мы пошли на такие огромные, не вмещающиеся в наше сознание уступки, то уж та малость, что требуется от противной стороны, безусловно должна и будет выполнена. Жертвы, принесенные на алтарь мирного процесса, были, в нашем понимании, несопоставимы. Однако постепенно выяснилось, что эта самая противная сторона не видит ситуацию так, как мы. Выяснилось, что Арафат говорит совершенно разные тексты на английском и арабском, убеждая весь мир в том, что он "белый и пушистый", а арабов в том, что он хитрый и коварный. Его Йоханнесбургская речь в мечети этого южноафриканского города в 1994 году, стала известна в Израиле и привела в уныние основную массу народа. И меня, в том числе. Арафат, не зная, что в мечети сидит журналист с магнитофоном, сравнил Норвежские соглашения с перемирием, которое, согласно Корану, пророк Мухаммед подписал с еврейским кланом Курейша, изначально намереваясь нарушить договор. В те далекие времена все это закончилось резней евреев.
        Стала ясна (оптимистам вроде меня) простая позиция противника – надо взять у евреев все, что они отдадут добровольно, а потом применить силу и дестабилизировать обстановку. В условиях массового террора евреи должны были сломаться и пойти на дальнейшие уступки.

        Террор 1994 – 1996 годов действительно был ужасным. Взрывы в автобусах и кафе и вообще, везде. По-настоящему безопасных мест не было. Не доверяя автобусам, приходилось возить детей в школу и обратно на машине. В стране царило ощущение беспомощности, в особенности потому, что адекватного ответа правительства мы не видели. Рабин выразил свою политику знаменитым лозунгом: "Мы будем идти к миру, как будто нет террора, и будем бороться с террором, как будто нет мирного процесса". Ему удавалась в реализации только первая часть принципа. Впрочем, в 1995 году его убили, и претензии предъявлять стало не к кому.

        Наш сын в это время призвался в армию, совершая традиционный для регулярных полков Армии Обороны Израиля маршрут: Газа – Южный Ливан – Иудея и Самария – Израильская тренировочная база. Именно в это время очень опасными местами стали все, а не только Южный Ливан, как раньше.

        Уже в это время мне стало абсолютно ясно, что мирный процесс не просто зашел в тупик, а тупик этот был в конце очень кривого туннеля, который, незаметно поворачивая, привел нас далеко назад в сфере безопасности. Более важного критерия население Израиля в основной своей массе не знает. И это оправдано, так происходит в любой точке планеты, где такие условия создаются. Другие критерии могут быть лишь у тех, кто находится далеко от места событий, не подвержен непосредственной опасности и может позволить холодный анализ и разумное взвешивание. Убивают не его.

        Другими словами, часть территорий мы вывели из-под нашего контроля "в обмен на мир", но мира не получили. Как говорил известный русский политик Евгений Примаков:  "намерения в политике есть вещь переменная, а территории – постоянная". Это и есть реальная политика.

        Террор то затихал, то разгорался с новой силой, унося десятки жизней. В одной из своих статей я постарался передать и тихую грусть и твердую решимость, короче – настроение в те дни.
        Европейские правительства молчаливо одобряли происходящее, считая виноватым во всем Израиль, последнюю на планете колониальную державу. Все это было чрезвычайно обидно. "Счастье – это когда тебя понимают", сказал юный герой российского культового фильма "Доживем до понедельника". Ощущение, что нас, как страну, не понимают, ситуацию чрезвычайно упрощают, очень сложную проблему пытаются выдать за тривиальную, с того 1994 года у меня уже не проходило.               
        Беспочвенная и неосуществимая, вечная мечта евреев чтобы их любили другие народы, всегда оказывала и оказывает существенное влияние на политику Израиля.

        Теперь же стакан, казавшийся наполовину полным, оказался вовсе пустым. Вот и будь тут оптимистом. 
 

        После Рабина премьер министром стал Биньямин Натаниягу. Все зовут его Биби, так, как звали в армии, где он служил в элитном спецназе. Биби - политик очень осторожный и взвешенный. Он категорический противник резких движений даже тогда, когда они, на мой взгляд, необходимы или оптимальны. Террор продолжался, но потенциал мирного процесса исчерпан не был. Биби двигался по пути мирного процесса, упираясь, выглядело это так, будто его тащили на веревках. Но двигался. Это вызывало раздражение у тех, кто считал, что "мир в обмен на территории" есть правильная формула, и у  тех, кто считал, что договор в Осло был или ошибкой, или преступлением. Биби, конечно, боролся с террором, но так, чтобы мирный процесс продолжался, и это не устраивало всех, потому что террор был и уносил жизни одну за другой.

        Наша дочь в этом году призвалась в армию и была направлена в иерусалимскую  полицию, занятую непосильной работой по борьбе с террором. Она первая приезжала на места терактов, и наши надежды были на то, что не будет "дубля". Дубль - это теракт, когда второй взрыв происходит в момент, когда прибывают спасатели, как, например, на перекрестке Бейт Лид.

        Премьер министром Израиля в 1999 году стал Эхуд Барак. Партия "Авода" вернулась к власти, пообещав с помощью быстрого продвижения мирного процесса остановить террор. На всех выборах, начиная с 1996 года, после соглашений в Осло, победу одерживала партия, которой верили, что она тем или иным методом сумеет победить террор.
        Эхуд Барак - боевой генерал, бывший начальник генерального штаба, прекрасный специалист, человек чрезвычайно уверенный в себе. Он решил пройти этот туннель до конца. Действительно, все обвинения на нашу страну со стороны европейской социал-демократии основываются на том факте, что мы просто не освобождаем территории, населенные арабскими жителями. А это надо сделать - прекратить фактическую оккупацию другого народа, и дать ему право на самоопределение – естественное, закрепленное хартией ООН право каждого народа. Ну, почти каждого, как мы знаем из жизни. Ни курды, ни чеченцы, ни баски, ни ирландцы (и это список очень длинен) этого права от ООН не получили и никогда не получат, но их народы хотя бы имеют полные гражданские права в рамках их государств а, иногда, и культурную автономию. И это правда, что полных гражданских прав наши арабы Иудеи и Самарии не имеют, они не граждане нашей страны и вообще никакой страны. Кто-то имеет иорданское гражданство, но иорданское правительство его больше не предоставляет. Даже за международным паспортом, вещь ныне естественная, вроде не к кому обратиться (правда lesser passer – международный паспорт человека без гражданства - может быть выдан и израильскими, и иорданскими властями).
        В Кэмп-Дэвиде, резиденции американских президентов, где в свое время Садат и Бегин подписали первый в истории арабо-израильский мирный договор, в июле 2000 года, Эхуд Барак согласился практически со всеми требованиями Арафата, включая те, на которые, по моему мнению, он вряд ли получил бы санкцию кнессета. Идея Барака была простой и, наверное, правильной: я привезу народу Израиля исторический мирный договор, завершающий столетний конфликт, в первых строках которого будет написано, что стороны считают конфликт исчерпанным и не имеют друг к другу более претензий. Интересно, кто в Израиле решится взять на себя смелость его отвергнуть? Предложение Барака включало отход к границам 1967 года почти везде, а там, где еврейское население было уж очень многочисленным, превышающим арабское, в поселенческих блоках, предполагался обмен территориями. Кроме этого,  предусматривалась непрерывность палестинской территории, свободная связь с сектором Газа, для чего должен был быть построен двадцатикилометровый мост соединяющий Газу и Иудею в самом узком месте. А главное: премьер министр Израиля Эхуд Барак согласился на прием около ста тысяч палестинцев непосредственно на израильскую территорию, принял раздел Иерусалима на еврейскую и арабскую части, и международный контроль над старым городом Иерусалима. Таких пунктов в тот момент не было в программах ни одной израильской партии.
        Я следил за ходом переговоров, изучал карту моего родного города, Иерусалима, пытаясь определить, где могла бы пройти граница. Больше всего нас, тех, кто был готов согласиться с принципом "население – определяет", то есть с разделом Иерусалима на еврейскую и арабскую части, волновало, как будет выглядеть граница. Будет ли это только пунктирная линия на карте или какая-то граница на местности. Вспышка арабского воровства после соглашений в Осло была поистине нестерпимой.  

        Почему же из этого ничего  не вышло? Где была ошибка? В чем просчет? Может быть в том, что новое государство должно было быть демилитаризованным, то есть не иметь той самой танковой колонны, которая за 10 минут способна рассечь Израиль на две части? Или не иметь права вступать в военные союзы, то есть не иметь права допуска чужих армий на свою территорию? Я думал об этом, пока палестинская интеллектуалка Ханан Ашрауи не сказала нам открытым текстом, что именно было главной причиной: "Мира не будет, если всем пяти миллионам палестинских беженцев не будет предоставлено право вернуться в свои дома!" ("Карты на столе").
        Еврейское население Израиля в этот момент составляло примерно такое же количество, и выполнение этого требования, а особенно с учетом того миллиона арабов, что уже жили в Израиле, превращало Израиль в двунациональное государство, а еврейское население в национальное меньшинство.  
        Другими словами, главное, что Барак не принял во внимание, это то, что его партнер именно этого – завершения конфликта – и не хочет. Что угодно, но не это. Конфликт обязан продолжаться до полного уничтожения врага, то есть нас. Поэтому требования могут быть выдвинуты любые, главная цель есть продолжение конфликта. Ну почему? Разочарованию моему не было предела!

        Мыльный пузырь мирного процесса, который должен был завершиться подписанием всеобъемлющего мирного соглашения, лопнул.

       Стакан полупустой или наполовину полный, это не главное. Реальная политика требует выяснения того, что в стакане, а количественные оценки вторичны.

        Забегая несколько вперед, вспомним, что в 2007 году бывший тогда премьер министром Израиля Эхуд Ольмерт, предложил те же условия (а на самом деле еще чуть лучшие) другому президенту палестинской автономии, Махмуду Аббасу. И с тем же результатам! То есть результат оказался независим от руководства автономии! А мы-то думали, что это Арафат такая сволочь! Придется посмертно извиняться.

         Что же делать? Мирное соглашение на условиях, минимально необходимых для сохранения государства Израиль как еврейского (уже с имеющимся двадцатипроцентным арабским меньшинством) было невозможным. Были невозможны  минимально необходимые условия для его обороны. Снова вспомнилось изречение, слышанное от Примакова: "намерения в политике есть вещь переменная, а территории - постоянная ". Но даже этого, исходного намерения, в политике палестинцев, обнаружить оказалось невозможно.
 

        Травма, полученная населением Израиля в результате провала переговоров в Кэмп-Дэвиде, была действительно тяжелой. Во всяком случае, той ее частью, что верила в мирный процесс. Я, как мог, старался понять эту новую ситуацию, проанализировав ее в газете "Наша страна" и на своем сайте ("Консенсус", "Стратегия", "Альтернативы"). Грустные зарисовки настроения того периода можно найти в статьях "Вечерние прогулки под ружьем" и "К друзьям на территории".

Хорошего решения проблемы видно не было.

         Идеальная модель мирного сосуществования

        После провала переговоров в Кэмп Дэвиде террор вспыхнул с небывалой силой. Впервые бросали камни на проспекте, ведущем из центра города в наш район. Один из них попал и в мою машину. Дочь, что вела машину, не пострадала, но вынуждена была вернуться домой. Я поехал в полицейское отделение зарегистрировать теракт (это необходимо для страховки). По дороге меня остановила группа еврейских подростков и дотошно выспросила, где именно я схватил камень. Я объяснил и понял, что сейчас будет. Гражданские войны начинаются, видимо, примерно так.
        Естественно, что премьер министр Эхуд Барак был признан виновным в ситуации и не способным ее разрешить. Новые выборы с огромным преимуществом выиграл Ариэль Шарон.
        С этого времени ни один левый политик и близко не имел шансов выиграть выборы, в кнессете никогда не было больше трети левых депутатов (порой считая и арабских). Израильский политический консенсус  сдвинулся вправо.
 

        В 2002 году Ариэль Шарон, наконец, сделал решительный шаг: забрал обратно территории как отданные в залог "под мир", которого израильтяне не получили. Террор, с небывалой силой  бушевавший в 2000-2001 годах, прекратился. Наши солдаты контролировали всю территорию Израиля, службы безопасности успешно предупреждали готовящиеся теракты, все вернулось почти к началу пути. Арафата заперли в его резиденции в Рамалле без права выхода из дома.               
 

        На фоне почти общей радости от прекращения террора и воцарения справедливости, я все время спрашивал себя: но это же не может быть вечно? Это же не решение проблемы. Они и вправду тут уже живут. И в мире действительно не понимают, почему мы управляем другим народом, не давая ему права на самоопределение. Террор, направленный не против них, их интересует мало. Принципы на протяжении всей истории Европы всегда были важнее человеческих жизней.               
        Что же делать? Территории, захваченные у Иордании и Египта в 1967 году, не являются эквивалентом мира. Принцип "мир в обмен не территории" не работает. Я попытался для себя, так сказать, "огласить весь список" в статье "Возможны варианты". Среди них был и следующий вариант - односторонне отделение.

        Ариэль Шарон был боевым генералом, наверное, самым решительным и бескомпромиссным на поле боя. Он отлично понимал, что воевать "наполовину" нельзя. Или не лезть, пропустить, смолчать или уж врезать так, как следует. Другими словами, после операции "Защитная стена" по возврату контроля над территориями, стало немного светлее на душе. Полная беспросветность мирного процесса сменилась некой слабой уверенностью в том, что можно и нужно искать другой путь.               
        По всей видимости, я был не одинок, сам премьер министр думал также.
        В чем, собственно состоит задача?
        Что дано? На территории, управляемой Израилем, живет около 2 миллионов арабов и 300 тысяч евреев, причем и те, и другие в основном живут компактно. Мы ими управляем, наша армия контролирует безопасность, мы отвечаем за поставки воды, электроэнергии и других ресурсов. И вообще, мы отвечаем за все. А что арабы? Они получают гигантского размера международную помощь (уже получили во много раз больше, чем разорённая войной Европа получила согласно плану Маршалла), пилят ее по понятиям и готовят теракты против израильтян. Ну не все, конечно – одни пилят, другие готовят, а третьи живут себе в условиях нашего тотального контроля, не занимаясь террором, не получая помощи, и только страдают от несправедливости истории.
        А что надо? А надо, чтобы они были сами по себе там, а мы сами по себе – здесь. Так родилась идея одностороннего размежевания. Другими словами, если переговоры не получаются, давайте разойдемся так, как мы это понимаем, без всяких договоров и обязательств. Захотите разговаривать? Пожалуйста! Но сначала - разойдемся.
        Ариэль Шарон возглавлял партию консервативного направления "Ликуд" и правительство национального единства. Оппозиции, как таковой, не было, во всяком случае, значимой. Был составлен план, включавший, на первом этапе, полный вывод войск и эвакуацию израильских жителей (около 9000 человек) из сектора Газа и двух, изолированных внутри арабских анклавов, поселений Самарии. На втором этапе должна была осуществиться эвакуация израильских поселков, находящихся внутри арабских анклавов в Иудее и Самарии и не включенных в поселенческие блоки, где еврейское население значительно превосходит арабское.
        Как необходимый элемент разделения возводился пограничный забор, по всей длине границ с Газой, а также в Иудее и Самарии. Местами это была глухая стена, наподобие тех, что разделяют сегодня население многих враждебных государств (примеры в ассортименте).
        В конце концов, жарким летом 2005 года Газа была принудительно отделена от нас. И в парламенте, и в народе мнения разделились практически пополам, но все же большинство идею поддержало. Шарону верили. Верили, прежде всего, его способности отстоять то, что он решил отстаивать, то есть неприкосновенность односторонне определенных границ. Сам по себе трансфер евреев был проведен образцово, со слезами и решимостью. Для тех, кого переселяли, это, конечно, была трагедия. Прошло почти восемь лет, но многие из них до сих пор живут в караванах, люди, имевшие сельскохозяйственный бизнес, его потеряли и не смогли, как правило, построить альтернативный. Масса трагедий в личных судьбах. Колоссальная травма была нанесена детям, особенно в подростковых  возрастах. О настроении тогда, жарким летом 2005-го, можно почитать в статье "Оранжевые ленточки".

        Всё, они – там, а мы – здесь, во всяком случае, в Газе. Мне было больно вместе с теми, кого выселяли. Моя генетическая память хранит ещё худшие модели выселения моих дедушек и бабушек с Украины в места менее плодородные руками российских большевиков. Но, говорил я себе, хирург не должен плакать с пациентом. Если надо резать, значит надо. Мне лично казалось, что надо.
        Разделение народов мне виделось как идеальная модель мирного сосуществования. 

        Пессимисты однако предупреждали, что ситуация не улучшится, а ухудшится и в пример ставили вывод войск из Южного Ливана, повлекший за собой действительно почти непрерывные обстрелы израильской территории "Катюшами" и "Градами", которых до этого не было.
        Я до сих пор думаю, что если бы Ариэль Шарон не получил подряд два инсульта и остался бы еще на пару лет у власти, процесс мог бы пойти несколько иначе. Но в истории нет сослагательного наклонения. Ариэль Шарон лежал в коме. Правительство принял его заместитель, Эхуд Ольмерт, после очередных выборов 2006 года, ставший премьер министром.  

        Я поддержал решение Ариэля Шарона об одностороннем отделении, а на выборах 2006 года голосовал за созданную им партию "Кадима" и за продолжение выбранной Шароном стратегии.

Ракетные обстрелы территории Израиля из сектора Газы были и до отделения. С 2001 года арабы из организации ХАМАС стали производить простенькие ракеты небольшого радиуса действия и обстреливать ими территорию Израиля и еврейские поселения Газы. Но это было – ДО. А стало быть, в нашей нынешней концепции – как бы и оправдано. Во время собственно эвакуации обстрелов не было: действительно, зачем  стрелять, если евреи уходят сами. Только трата патронов.         Но после отделения через достаточно короткое время обстрелы возобновились. В ответ совершались бомбардировки целей в секторе Газа, но цели эти были, в большинстве своем, ненаселенными людьми объектами, в основном, вторичной военной инфраструктуры (типа тренировочных лагерей или складов снаряжения). Иногда, правда, совершались точечные ликвидации: уничтожение того или иного полевого командира ударом ракетой по его  машине. Это радовало нас, вызывало гнев арабов, но проблемы это не решало.                         Разочарованию народа и моему не было предела. И эта концепция не работала. Мы их оставили в покое, более того, еще не отключили водопровод и линии электропередач, а они уже кусают руку, дающую им жизнь. Скорпионы какие-то, слов нет! Надо им врезать, как следует, чтобы жизнь медом не казалась!

И врезали. В конце 2008 года в секторе Газа была проведена наземная операция "Литой свинец". Разрушения и жертвы были весьма значительными, но ХАМАС остался у власти, потому что другой власти для сектора Газы у нас нет. Никому она, эта Газа, не нужна, кроме самих арабов. И нам она теперь уже не нужна. Вот парадокс! Всем ясно, что непрерывные ракетные обстрелы южных районов страны есть прямое следствие одностороннего отделения, но возвращаться в Газу не предлагает практически никто. Поэтому, если ХАМАС, как руководство, не как движение, убрать, в этом месте воцариться хаос. Естественно, что последствия этого хаоса лягут на нас. А смотреться на мировых каналах ТВ хаос будет очень хорошо.
        На какое-то время обстрелы прекратились, но когда вновь возобновились, то радиус ракет увеличился. Для защиты населения Израиль был вынужден создать замечательную технологически противоракетную систему "Железный купол" и ценой больших денег (каждый выстрел системы стоит не менее 50000 долларов) предотвратить большие потери и разрушения.

         Итог всей этой кампании печален: концепция одностороннего отделения провалилась. Если теперь уйти из Иудеи и Самарии, так же, как мы ушли из Газы, то мой дом, находящийся в 500 метрах от забора будет обстреливаться ежедневно и из разных видов вооружений.
                - Почему ты стал таким пессимистом? – спросил меня один из моих коллег, а вдруг именно это, полное разделение и полное их самоуправление и решит проблему? Вдруг они не будут стрелять?
                - Мы создаем потенциал, а вынуждены будем полагаться на намерение. В терминах реальной политики, это проигрышный шаг.
        Я оказался хорошим учеником Примакова.
        Проблема решена не была. Отделиться от них нельзя. Это не решение проблемы. И тут я впервые задумался, а есть ли оно вообще? Я ведь по образованию математик, и привык к тому, что определенные задачи решения не имеют. Ни одного. Может быть, это как раз тот случай?

         Трансцендентные проблемы в политике

        В конце концов, причины наших неудач стали мне ясны. Подробно я их изложил в работе "Для танго нужны двое", написанной 9/11/2011, за два дня до атаки на башни "Близнецы" в Нью-Йорке. Я до сих пор считаю эту статью лучшим анализом ситуации в нашем конфликте (хотя это и нескромно).

        Идея была такова. Мы и палестинские арабы находимся на разных эволюционных уровнях. Другими словами, у нас разные системы ценностей и разные картины мира. Мы вместе смотрим на одну и ту же ситуацию и видим её так по-разному, что даже обсуждение этой ситуации затруднено, а порой и невозможно.           
        Итак, факт на лицо: переговоры сторон в течение многих лет не привели к результату. Каждая сторона руководствовалась своей системой ценностей и позволить себе выйти за ее рамки не могла. Физически не могла, так сказать.                
        В палестинской картине мира не предусмотрено существование еврейского государства. Именно поэтому Махмудом Аббасом так категорически отвергается требование Биньямина Нетаниягу в качестве условия для переговоров, согласится на принцип: два государства для двух народов, то есть арабское государство "Палестина" для местного арабского населения и еврейское государство "Израиль"  как национальный дом еврейского народа.
        Таким образом, для палестинцев результат любых переговоров будет удовлетворительным только тогда, когда, возникшая после заключения соглашения, ситуация ещё хотя бы на шаг приблизит их к достижению конечной цели. Например, увеличится суверенная территория палестинской автономии или произойдет заметное увеличение доли арабского населения государства Израиль. Возможны любые соглашения, которые ведут их к осуществлению своей картины мира на практике. Но, если соглашение, хотя и предусматривает движение в сторону поставленной цели (получение в управление значительных территорий, установление суверенного государства, одновременное усиление на десятки и сотни тысяч человек арабского меньшинства в Израиле), но это соглашение последнее и окончательное, то это также абсолютно неприемлемо для палестинской стороны – конечная цель все еще не достигнута. А если возможный результат переговоров не облегчает, а затрудняет путь к  поставленной цели, то сами переговоры для них бессмыслены и можно выдвигать любые условия, чтобы в них не вступать. Что сейчас и происходит.

        Если же конфликт не разрешается на определенном эволюционном уровне, то он опускается на более низкий.

        Снижение уровня решения конфликта, по которому велись переговоры, означает решение его военным путем. Война не обязательно приводит к уничтожению противника, а в современных условиях это практически и невозможно. Но она всегда приводит к изменению картины мира, видения ситуации одной из сторон - проигравшей. Фактически споры о том, кто выиграл, а кто проиграл в результате войны, в которой противник не уничтожен и не покорен, определяются тем, чья картина мира подверглась наиболее существенным изменениям. Египет сколько угодно может проводить парады победы, но их картина мира в результате двух войн существенно изменилась: в ней появилась новая сущность - государство Израиль. Духовный лидер Хизбаллы шейх Хасан Насралла может сколько угодно говорить о блестящей победе 2006 года, но его картина мира изменилась, в ней возникла ответственность перед ливанским народом за причинённые бедствия и разрушения. Пришлось взять на себя эту ответственность также и "де факто", войдя в парламент и правительство Ливана.               
        В обоих этих случаях израильская картина мира осталась без изменений. Мы хотим мира с соседями, подразумевая под этим безопасную жизнь. Посещать ночные клубы Бейрута или кушать хумус на рынке в Дамаске не обязательно.
        И тогда переговоры могут быть возобновлены и успешно завершены. Так было с Египтом, переговоров с Ливаном не было, поскольку в них нет сегодня необходимости ни у одной из сторон.               
        Тогда, в сентябре 2001 года, я надеялся, что хорошая антитеррористическая операция (то есть война) изменит  картину мира палестинцев, и Израиль сможет начать с ними серьезные переговоры. Все же хорошей альтернативы переговорам с предоставлением независимости палестинскому народу я не видел.             
        С тех пор много воды утекло даже в нашем бедном водой Иордане. Ариэль Шарон хорошо провел свою операцию в Иудее и Самарии, Ольмерт, может и не так хорошо, но все же успешно провел операцию в секторе Газа. В прошлом году уже Натаниягу осуществил свою весьма ограниченную операцию в Газе, правда, без сухопутной составляющей. А воз и ныне там, никакого изменения картины мира со стороны палестинских арабов незаметно. Почему?               
        Почему война не привела к этому? Должна приводить, а не привела. Значит, война тоже бессмысленна, как и переговоры сторон с абсолютно разной картиной мира? Такое изменение картины мира происходит лишь тогда, когда война кончается поражением одной из сторон. Значит, палестинская сторона не проиграла? Может не зря они каждый раз празднуют победу на руинах своих городов и развалинах военных баз?
        Война может и не закончится поражением. Так сказать, боевая ничья. Возможно ли это? Да, возможно. Этого не происходит, если силы равны и ресурсы истощены, но это не наш случай (например, ирано–иракские войны). Этого не происходит, например, в результате вмешательства третьих сил, мирового сообщества, сил НАТО, сверхдержав, дружественной Америки – другими словами, доброе мировое сообщество, на дух не выносящее кровопролития, не дает нашей войне закончиться победой с тем, чтобы можно было сесть за стол переговоров и успешно их провести? Да это так, похоже, что этой опции, существовавшей тысячелетия, больше нет. Нет, во всяком случае, для нас.
        Мы – часть западной цивилизации и не можем позволить себе перестать быть ее частью. Для нас это такая же ценность, как сохранение еврейского характера государства. А стало быть, мы должны подчиняться законам этой цивилизации и уважать мнение народов - ее членов, выражаемое, естественно, избранными правительствами. Причем приходится делать это и тогда, когда мы не согласны, когда нас не понимают, и даже, когда кажется, что нас предают. 

         Итак, в нашей картине мира наличие еврейского государства есть высшая ценность, а что до палестинского, то нам, как говориться, все равно (это мнение более половины израильтян). Только бы жить не мешали. Любые соглашения, ведущие к данной цели, сохранению еврейского государства, включающие гарантии безопасности (гарантии, а не намерения, ибо мы помним, что сказал Примаков) нас устроят. Тактически мы не способны осуществить и не считаем моральным трансфер больших масс людей, а главное, не видим в этом смысла. Принцип "наличие населения определяет границы" мы считаем выше принципа сохранения линий перемирия (1967 года), хотя и готовы к экономически справедливым компенсациям, территориальным или денежным.               
        Итак, а что в палестинской картине мира есть высшая ценность? Создание государства "Палестина" на всей территории Израиля с арабским большинством и руководством. С этой целью потомки палестинских беженцев со всего Ближнего востока (их количество оценивается ими в 5 миллионов человек) должны получить право на возвращение в Израиль и получение гражданства. Еврейское государство обязано возвратить им их имущество и выплатить справедливые компенсации. Впрочем, еврейское меньшинство может продолжать жить и здесь, как это происходит в некоторых арабских и мусульманских странах.

        Задача не имеет решения. Чья-то картина мира должна существенно измениться, то есть измениться должна высшая ценность, на которой эта картина мира основана. Такое изменение не происходит само собой. Для этого нужны события или время, серьезные события или очень много времени.

        Сегодня я определяю арабо-израильский конфликт, как неразрешимую политическую проблему.

        Именно поэтому пафосом нынешней избирательной кампании в Израиле были вопросы экономики и социальной справедливости. Именно поэтому коалицию составили партии, придерживающиеся разных, порой противоположных мнений по поводу мирного процесса ("Движение" Ципи Ливни – "Еврейский дом" Беннета). Именно поэтому самым неожиданным для всех оказался нерушимый союз партий Лапида и Беннета, программы которых рознятся как раз по поводу мирного процесса.                
        Есть консенсус в Израиле (то есть квалифицированное большинство) по поводу потенциала мирного процесса. Он исчерпан. Это не значит, что переговоров не будет. Они будут, не будет результата, не будет завершения конфликта. Даже если Махмуд Аббас, на смертном одре, подпишет договор о завершении конфликта (по понятным причинам, он не может его подписать в другом состоянии), сектор Газа сегодня является самостоятельной единицей, в гораздо большей степени государством, чем Иудея и Самария под управлением ООП. Переговоры и договор с Газой придется вести отдельно – на востоке власть добровольно не передают, хотите, называйте это восточной демократией, хотите, еще как-то. Но это факт, справедливый для наших "палестин". Так что нам придётся вести переговоры о создании трех государств для двух народов. Президент Обама после четырехлетнего изучения проблемы это понял. И сказал в речи перед студентами в Иерусалиме, хотя и туманно, на то он и политик, лидер свободного мира, чтобы определять все время стакан как наполовину полный. Мне же хотелось заглянуть внутрь стакана. Мне – можно.

         А что же нам следует делать? А следует – жить.

    Иерусалим, 3/2013