Оранжевые ленточки

Среда, 29 июня, пять часов вечера. Мы все собираемся домой. Наша группа системщиков, стоя уже в коридоре, обсуждает детали большой работы, намеченной на завтра. Но это – завтра. А сегодня, один из нас, Коби, идет на очередную акцию протеста поселенцев. «Мать всех демонстраций» - так это событие заранее обозначено в ивритской прессе страны. На русском языке прямой перевод не звучит так устрашающе, как в оригинале. Пытаюсь подобрать подходящий перевод, не получается, слова «мать» или «отец» не имеет в русском языке того оттенка верховенства, что наличествует в иврите и арабском. Ну «мать», так «мать». Вечером в новостях весь мир увидит десятки и сотни детей, перекрывших главные транспортные магистрали своими телами, все в оранжевых одеждах, с оранжевыми лентами в волосах. Другие наши ребята, чуть постарше и в зеленом, будут растаскивать их, упирающихся, по обочинам шоссе, поливать водой из брандспойтов, заталкивать в полицейские машины. Почему на дорогах в основном дети? Потому что детей нам будет легче простить потом. Потом, когда все кончится, мы освободим сектор Газы, забудем о пробках на трассах, о бесконечных пикетах детей на каждом перекрестке, предлагающих привязать к антенне или зеркальцу автомобиля красивую оранжевую ленточку.

Коби не ребенок, ему давно за двадцать, армия позади. Но он невысокого роста и с наивным, даже детским выражением лица. Только глаза упрямые и жесткие, если всмотреться. Та самая жестоковыйность еврейского народа? Фанатизм? Не знаю, не хочу копаться в определениях. Преданность идее, например, тоже подходит.

- Коби, ну нам-то скажи, где сегодня перекроют!

Провести час или два в пробке на трассах «Аялон» или «Гея», заполненных в это время машинам не меньше чем Садовое кольцо или въездные трассы в Лос-Анджелес в часы пик, удовольствие ниже среднего. Вечером в новостях мы увидим разгневанных водителей из первых рядов (таким особенно обидно – чуть-чуть не успели проскочить) кричащих на пикетчиков, пытающихся своими силами расчистить дороги.

Коби смеется. За плечами у него рюкзак, в нем подходящая для тюрьмы одежда и необходимые вещи. Они готовы к задержанию и краткосрочному аресту. Они не боятся. Они - наши и знают, что, в конце концов, мы их всех простим. И пробки забудем.

Коби хитро сощурившись, обращается к Эйтану:

- А лучше ты скажешь, где твой наряд сегодня, чтобы мы туда не ходили?

Эйтан кадровый офицер в отставке, и на гражданке не может без борьбы, это характер – ноша на всю жизнь. У нас есть такие подразделения полиции, созданные из подготовленных и опытных добровольцев. Они несут службу наравне с полицейскими, в форме, с оружием, с одной только разницей: они сами определяют объем своей помощи полиции. Эйтан – из таких.

- Покажи «Глок», просит Арье. Эйтан разряжает и проверяет оружие, и мы все по очереди осматриваем самый престижный пистолет в мире. Коби тоже с пониманием поглаживает и рассматривает оружие. А я думаю о том, что и у Коби наверняка есть свое оружие, так как он живет на территориях, просто сегодня он оставил его дома. Слава Всевышнему, ни он, ни Эйтан, оружие никогда не достанут. Ни здесь, на шоссе, ни там, в секторе Газа. Мы все – свои. Потому мы здесь в коридоре смеемся, подкалываем их обоих. Арье хорошо, он живет рядом с работой, а я через час почти наверняка попаду в тяжелую пробку на Иерусалимской трассе, буду звонить жене, слушать радио, рассказывающее о том, что происходит, в сущности, со мной, переставлять надоевшие диски и томиться, час, другой.

А Коби, возможно, вообще не придет сегодня домой.

Может быть действительно, референдум был бы выходом из сложившейся ситуации? Ну, пошел бы народ к избирательным урнам, да и сказал бы свое веское слово. Но не все так просто. Современные политтехнологи хорошо, даже отлично изучили психологию общества, механизмы демократического волеизъявления. И они действительно творят чудеса, народ идет и голосует как надо (политтехнологам) и через месяц другой удивленно смотрит на результат. Разве мы этого хотели? Один удачный лозунг, одно неудачное высказывание лидера, плохо завязанный галстук, неприглядный поступок жены кандидата в студенческие годы меняют результаты народного волеизъявления. И это в условиях борьбы мнений, наличия нескольких кандидатов и равных возможностей доступа к средствам массовой информации.

Референдум по вопросу одностороннего отделения был бы проведен в условиях борьбы одного мнения за победу, в условиях неограниченного ничем доступа выразителей этого мнения к СМИ. Действительно, нет кандидатов, нет партий, нет установленных законом ограничений. И дети. Множество скромных, красивых детей в оранжевом на каждом перекрестке с плакатиком «Еврей не изгоняет еврея!». Проезжаешь мимо с ощущением, что это ты, именно ты, выгоняешь этих детей из их дома. Частности еврейско-арабского противостояния, логика конфликта, гуманитарные проблемы палестинцев не вспоминаются в этот момент. А завтра идти к урнам.

А против этого мнения кто же? Кто поддерживает одностороннее отделение? Где они? Они же – большинство. Но это молчаливое большинство, это мы. Мы не будем каждый вечер собираться в штабах, обсуждать и планировать акции. Мы не будем посылать наших детей на перекрестки, порой срывая им учебный процесс. Мы не станем собирать деньги на миллион ленточек другого цвета, на автобусы для демонстрантов, на адвокатов для задержанных. Почему же? Неужели нам безразлично все это? Неужели мы не способны отстаивать свое мнение? Нет, конечно, не безразлично, но нас ведь не выселяют из домов. Не безразлично, но наше мнение уже отстаивает правительство. Нет, безусловно, не безразлично, но нам их всех жалко и занять активную позицию в поддержку отделения кажется нам в какой-то степени предательством по отношению к этим детям. А детей, раздающих бело-голубые ленточки, никто ни откуда не гонит. А может был другой путь, не хирургический? А может надо действительно просто подождать и все как-нибудь устроится? А завтра идти к урнам.

На самом деле соотношение где-то 2:1 в пользу отделения, сканирование же израильских телевизионных каналов и газет создает впечатление, что Ариэль Шарон один воюет с большей частью народа. А завтра идти к урнам.

Репетицией референдума был опрос членов Ликуда. Начав с того же соотношения 2:1, в день выборов он завершился поражением Шарона 40:60. Детей на перекрестах не победить логикой политического процесса. Законы прямого волеизъявления граждан иные. Поэтому и правит в мире не прямая, а представительская демократия, в надежде, что легче найти 120 человек, способных думать в условиях эмоционального стресса, способных взвешивать, абстрагируясь от эмоций. Хирургом может быть не каждый. Во всяком случае, не тот, кто способен испытывать боль пациента, сочувствовать ему на операционном столе и думать о том, как он будет жить дальше без ноги и, может быть, стоит просто подождать и найдется другое решение?

Гангрена - это, возможно, то, что нас ждет, если не будем резать по живому. А вдруг, если подождать… найдется какое-нибудь чудодейственное лекарство? А ты уже ногу отрезал, обратно не пришьешь.

Как жить будем дальше, никто не знает. Ну, уйдем мы из Газы, а она от этого «нордический характер» не приобретет. ХАМАС, Исламский джихад и прочие террористическо-освободительные организации не исчезнут, не растворятся, и мнения своего по поводу государства Израиль не изменят. У них очень скоро появятся «Катюши» с радиусом километров в 30, и все в округе, от Тель Авива до фермы Ариэля Шарона включительно, окажется в пределах их досягаемости. И нам придется жить в рамках постоянной угрозы нового вида. А нового ли? В действительности мы уже лет пять так живем, с тех пор, как вышли из Ливана. «Катюши» Хихзбаллы достают до Хайфы, накрывая весь север страны. И мы так живем, постоянно, ежедневно сознаем возможность тотального обстрела территории страны ракетами ближнего радиуса действия. Но этого не происходит почему-то. Почему? Не вследствие изменения отношения организации Хизбалла к Израилю, оно прежнее. Этого не происходит потому, что достигнуто равновесие страха. Они тоже не хотят терять слишком много и тщательно выбирают время и меру провокаций, решая, в том числе, свои локальные проблемы. Не больше.

Там в Палестине, тоже дело идет к выражению мнения народа. Там ХАМАС стремится к победе на выборах. Сегодня у него есть поддержка. В трудные годы интифады он боролся против врага, поддерживая хоть на каком-то уровне положительные эмоции населения, жаждавшего мести. Именно он заменил собой полностью разрушенную систему социального обеспечения коррумпированной автономомии. Сегодня они фавориты. А стрелять по Ашкелону просто так, вызывая болезненные ответные акции, не будет очень популярной идеей. Наступит равновесие страха и на южной границе страны. Сменится ли оно чем-то иным и когда? Будем верить в прогресс, а предсказания оставим профессиональным политикам и ясновидящим.

Но, наверное, и равновесие страха есть шаг вперед по сравнению с существующей ситуацией? Признание этого факта потребовало от Ариэля Шарона способностей диагноста, проведение в жизнь этой идеи – таланта хирурга.

Нам всегда кажется, что мы уникальны, и беды наши и проблемы беспрецедентны. И это тоже следствие избранности еврейского народа. И вот вновь: еврей изгоняет еврея! Где это видано, что бы так вели себя другие нации!

А было. До середины 20 столетия около 60 миллионов европейцев выехали в колонии. Два и три поколения жили в Африке и на других континентах. А потом ушли. Такова была логика эволюции. Их уход не принес процветания независимым государствам, но снял с Европы бремя колониализма, то есть, отбрасывая лозунговые термины, бремя управления другим народом. Так в чем же разница? Почему уйти из Конго бельгийцам было правильно, а уйти из Газы нам – нет? Ответ находится только один. Потому что это наша земля, Всевышний дал нам эту землю, и об том есть документ, известный в мире, а насчет Африки и бельгийцев нигде ничего не написано.

Наверное, так. Но тогда, может, следует пойти к Махмуду Аббасу и попросить разрешения остаться, жить там вместе со всеми, как арабы живут гражданами Израиля и в его границах? Как русские оставили своих в Прибалтике? Идея простая и естественная, но неосуществимая, потому что коренное население Газы не эстонцы и не латыши и языковыми проблемами конфликт не ограничится. Их ждет линч в первую же ночь, а то и днем, под фотокамерами. Может быть, когда-нибудь идея совместного сосуществования пробьет себе дорогу и в Газе. Но не сейчас. Поэтому мы их эвакуируем насильно. Видеть линч по телевизору нам будет не по силам.

Вообще все нужно делать вовремя и то, что было возможно сделать две тысячи лет назад, неосуществимо сейчас. Даже то, что можно было сделать 50 лет назад, сегодня непредставимо. Их там полтора миллиона, а наших семь тысяч и это соотношение однозначно определяет существующее положение. В одном из своих выступлений Ариэль Шарон, диагностируя ситуацию, употребил слова «сегодня следует спасти то, что еще можно». Да, наверное, именно таков выбор и никакой мистики. А если придет мессия, то он и восстановит справедливость. Будем надеяться, что это нас устроит, а то в прошлом мы вечно спорили со Всевышнем.

Мы вернулись на эту землю, протиснувшись в узкое историческое окно. Опоздай сионизм лет на 50 (исторический миг) и мы имели бы в Палестине прочное арабское государство. А так, вот что успели сделать, благодаря Великобритании, несмотря на Великобританию, с помощью США и Европы и несмотря на их протесты, то является фактом, остальное – иллюзии. Поэтому будем спасать то, что можно. И пойдем на операцию, стараясь избежать одновременно глубокой инвалидности и смерти от гангрены. А для этого неплохо, чтобы хирург был свой, тот, которому мы привыкли доверять.

* * *

Я не знаю, получали ли бельгийские, английские, французские фермеры компенсации за оставляемые дома, за разоряемые производства. Но евреи, «изгоняя» (лучше все же говорить - эвакуируя) евреев, заботятся о сохранении ими уровня жизни. По роду своей деятельности мне приходится много ездить по стране, в том числе по маленьким южным городкам. Их у нас называют города развития! Большей насмешки над действительностью трудно придумать. Один такой потомственный житель города развития сказал мне:

- Им давали субсидии, когда они туда ехали, им вновь дают деньги и места под строительство, когда они возвращаются, они всю жизнь платят вдвое меньше налогов – а мне что? А от меня до них несколько километров.

И это так. Но его дети не стоят вдоль дорог с розовыми ленточками, зато они, порой, получают помощь из организаций, которые ежемесячно заваливают мой почтовый ящик просьбами о пожертвованиях и предложениями о добровольческой деятельности. И приходится жертвовать, пока есть что. Потому что часть моих налогов ушло на оранжевые ленточки и на содержание солдат в Газе, а теперь вот еще и на отделение. Может, когда-нибудь потом мы эти средства сможем развернуть в те города развития? Извините за неадекватный термин.

И все же мне их жаль. Я им искренне сочувствую, я верю им, когда они требуют от солдат отказаться выполнять приказания. Я верю их искренности и знаю, что для многих из них этот наш шаг – крушение их идеологии, а для многих и основного направления, стержня в жизни. Эта идеология была тем энергетическим ресурсом, что питал их все эти 30-40 лет. И мы их всегда поддерживали, поощряли и направляли туда средства приоритетно. И вдруг все так изменилось и две трети народа – против них! Это действительно выглядит как предательство и так хочется свалить все на одного человека!

И мне тоже очень хочется взять у них из рук оранжевую ленточку, просто чтобы увидеть улыбку на лицах этих детей. И я, даже я, не знаю, как бы я голосовал, если завтра – к урнам, как справился бы с чувством глобальной ответственности за будущее страны, за этих детей. Поэтому пусть лучше оперирует хирург, эмоции в таком деле не нужны. Их можно оставить нам. Может нам всем повесить оранжевую ленточку в знак того, что мы их понимаем?

1/7/2005