Хорошо, что была война
 

    Я обычно не начинаю статью с заголовка, так как сотрудничество в прошлом с газетой приучило меня к тому, что заголовок должен быть броским и привлекать читателя, а в какой степени он соответствует идее статьи – это вопрос второй. И если заголовок таким не будет, редактор все равно его сменит. Но в этот раз я не в газете, редактора нет и заголовок – это идея статьи.
          И вот, написал я этот заголовок, остановился и задумался и даже ужаснулся, что это такое я собираюсь писать. Только вчера на работе подробно расспрашивал нашу сотрудницу о состоянии ее зятя, лежащего в Хайфской больнице Рамбам без сознания. Без сознания и, видимо, с минимальными шансами на выздоровление. Для нее этот заголовок чистое издевательство и, слава Б-гу, что она его не прочтет из-за незнания русского языка.
          Вообще в этот раз «снаряды падали близко». Взял эту фразу в кавычки, так как до моего города, Иерусалима, реальные снаряды не долетали. Но часть ребят нашей фирмы ушли на фронт, один из друзей моей дочери погиб, у моего друга в Хайфе повылетали все окна и жалюзи от разорвавшейся невдалеке ракеты. И многое другое, что близко показало нам реальное лицо войны. Не террора, а именно войны, десятой в истории страны, первой для нас. И все же я не изменю этот заголовок, потому что это мое ощущение, и не только мое. Разве что немного конкретизирую.

 Хорошо, что эта война была сейчас.

           Настоящий ужас охватывает меня, когда я думаю о том, что эта война могла произойти тогда, когда у Ирана уже будет ядерное оружие на боевом дежурстве. Небольшие тактические ядерные ракеты, нейтронные бомбы и прочие радости конструкторов смертоносных игрушек. Так и просится на бумагу «ужастик» - сценарий подобного развития событий. Но оставим эту тему.

          Я чрезвычайно благодарен главе государства Ольмерту и министру обороны Перецу за то, что они ответили ударом на удар. Это прервало действительно безответственную цепь решений израильского руководства, основой которых было слово сдержанность. Следует признать, что ни одно из них не принесло никаких практических результатов, ни немедленно, ни в перспективе. Что касается Ливана, то в статье «Дайте и мне сказать о Ливане» опубликованной в 1998 году были такие строки:

           Почему никто не догадается прокричать, что, демонстрируя сдержанность, мы часто увеличиваем свои будущие жертвы, привлекая тех убийц, которые в ином случае могли заранее отказаться от задуманного?

           Как замечательно это коррелирует с финальным признанием шейха Насраллы в том, что будь у него хотя бы доля сомнения (шейх употребил выражение 1 из 100 шансов!), что все пройдет  благополучно, он ни за что не решился бы на захват заложников. Но он решился, потому что никаких сомнений у него не было.
          Первый и важный урок, который, я надеюсь, мы не  забудем, я молюсь, чтобы мы его не забыли, это урок на тему о сдержанности. О том, что сдержанность в наших отношениях с соседями никогда не приносит положительных результатов. Это Ближний Восток, здесь происходит противостояние цивилизаций разного эволюционного уровня. Наша сдержанность интерпретируется всегда только как слабость или хитрость, потому что понятия, которыми мы руководствуемся, недоступны для понимания другой стороной.
          Сдержанность увеличивает потери не только с нашей стороны. Если бы премьер-министр Израиля Эхуд Барак, выведший войска из Ливана, ответил на нарушение суверенитета и территориальной целостности страны, приведшее к захвату трех заложников, массированным трехдневным ударом по тому же шиитскому кварталу Бейрута, больше никогда и никаких захватов заложников не было бы, и не было бы наших и ливанских жертв в этой войне.  

          Эта война обострила проблему Ливана. Не проблему Ливана для нас, о ней сказано выше, а проблему Ливана как страны. Дело в том, что за Ливан идет столь же непримиримая битва цивилизаций, как и за Израиль. Только характер борьбы иной. Какой станет эта страна? Пойдет ли она по пути присоединения к западному миру (как, например Турция) или повернет в сторону арабского и исламского мира? Как же выглядело это противостояние, которому Западная цивилизация и, в частности, США, уделяли в последнее время столь большое внимание? Прежде всего, Ливан в течение многих лет являлся сирийской провинцией, что позволяло осуществить колоссальную инфильтрацию шиитского населения из Ирана в Ливан, на  юг, продвижение Хизбаллы в центр страны и ее вход в политическую жизнь. Запад в последний год, использовав убийство Харири и гнев части ливанского населения, добился вывода сирийских войск из страны. Новое правительство Ливана, казалось, имеет прозападную ориентацию, что позволяло надеяться на то, что Ливан удастся вернуть в лоно нашей цивилизации. Вообще, если посмотреть ливанское телевидение (оно принимается в Израиле, а одна из станций включена в пакеты кабельного и спутникового телевидения), то картинки с улиц, одежда людей, бейрутские кафе  и бары, пляжи и магазины выглядят вполне «по-нашему». Но есть другой Ливан, надвигающийся с юга. Эта война показала всему миру и ливанскому населению, что время выбора пути пришло. Шейх Насралла вынужден извиняться за причинение (невольное, по недомыслию, вследствие ошибочной оценки!) вреда своей стране. Дискуссия о наличии независимых вооруженных формирований и инфильтрации иностранцев только начинается и пик ее - впереди.
          Я не знаю, кто победит в этой битве за Ливан: Буш и Конди Райс или Асад и Ахмениджад. Но лучше, чтобы решающие сражения развернулись как можно раньше, лучше, чтобы силы поляризовались уже сейчас. Время работает против нас. Люди более высокого эволюционного  уровня бегут из Ливана, а другие приходят на их место. В Южной Америке, особенно в Бразилии, ливанцев, бывших, больше чем в Ливане.
          Сейчас вопрос встал ребром, и это прямое следствие войны.

           Самая успешная по всем оценкам израильская война 1967 года, шестидневная, принесла более 800 жертв. И это за неделю боев. Эта война за месяц принесла, если я не ошибаюсь 118 военнослужащих и 52 гражданских лица. То есть намного меньше. Тем не менее, главным уроком этой войны для Израиля будет, видимо, оценка правильности военных и политических решений в свете, как всеми уже решено, большого количества жертв.
          Я не специалист и не собираюсь давать оценки кому бы то ни было в данной сфере. Но если, по общему мнению, военное руководство неверно вело компанию, а политическое принимало неверные решения и ставило неверные цели, то обсудить это нужно уже сейчас, как следствие данной войны, войны тактического характера, а не войны стратегической, когда на карту будет поставлено само существование страны. И хорошо, чтобы эти проблемы выявили сейчас, и не так уж важно в рамках какой комиссии будет дана финальная оценка произошедшему. Важнее всего, что она уже дается десятками аналитиков и специалистов по всем каналам и во всех газетах, важно, что этот поток материалов, открываемых сведений, профессиональных суждений формирует общественное мнение, которое скажет свое слово на следующих выборах, приход которых данная война, конечно, ускорила. 

          В последние годы в Израиле произошло изменение раскладки политических сил. Образовалась новая партия центра «Кадима», главным лозунгом которой стало решение израильско-палестинской проблемы односторонним образом. Возможно ли это? Что последует за проведением в жизнь такого решения? Будет лучше или хуже?
          История дала нам возможность поставить эксперимент. Мы ушли из Ливана и Газы и на определенном этапе вынуждены были вернуть армию в оба этих района. С той только разницей, что ни в Ливане, ни в Газе у армии сегодня нет тех самых опорных пунктов в виде христианской армии обороны южного Ливана и христианских деревень ими управляемых в Ливане, и еврейских поселений в Газе. Это, так сказать, информация к размышлению. Премьер министр заморозил проект одностороннего отделения на неопределенный срок. В действительности под сомнение поставлена его целесообразность, и это станет основой общественной дискуссии в стране. И хорошо, что это произойдет сейчас, а не после передислокации многих поселений в Самарии и Иудее. Семь раз отмерим сейчас, потом решим, где, в точности, следует резать. Эту возможность дала нам война, так как одних касамов по городу Сдерот было недостаточно в связи с их малой действенностью. Война в Ливане и обстрелы Хайфы были убедительнее.

          Дискредитация в глазах общества генеральной линии правящей коалиции приведет к новым выборам и консолидирует израильскую политическую систему, которой был нанесен чувствительный удар Ариэлем Шароном, безусловно бывшим харизматическим лидером страны в последние годы. И, на мой взгляд, это хорошо, так как естественное политическое деление страны – это деление на консерваторов и либералов. Только это отражает две тенденции в мировоззрении: тенденцию к устойчивости и тенденцию к прогрессу. Третьего не дано. И если на том или ином участке пути в государстве возникает сильная партия центра, позиционирующая себя между консерваторами и либералами, это означает что, либо консерваторы излишне  консервативны, а либералы слишком либеральны, либо и те и другие погрязли в мелких внутренних проблемах, и не выполняют своей роли вообще. Это последнее, я думаю, имело место в нашей стране. «Кадима» была чистым ответом на аморфность политических структур левых и правых. Но такое состояние не является признаком здоровья политической системы, и чем скорее оно будет изменено, тем лучше. Война существенно ускорила этот процесс.

           Израиль западная страна. Мы хотим хорошо жить,  и уже привыкли хорошо жить, мы привыкли мерить свое состояние критериями западного мира: уровень безработицы, низкая инфляция, количество бедных, интенсивность социальных программ, инфраструктура и прочее. Мы сокращаем срок службы в армии, уменьшаем оборонный бюджет (по отношению к национальному продукту он у нас в три раза выше, чем в любой западной стране), и в этом нам помогают идеи мирного существования и пересмотр оборонных доктрин. И тут случается война, в которой в течение месяца наша армия не может подавить огневые позиции противника, методично разрушающего территорию страны, на которой проживает около 30% населения. А есть ли у нас ответ на этот случай или мы, сокращая армейский бюджет, пренебрегли этой опасностью? А что будет, если с двух-трех сторон ракетами будет покрыта вся территория страны? Может быть не нужно никакого неконвенционального оружия, а только 30-40 тысяч «Катюш», «Градов» и прочих советско-иранских ракет, названия которых, естественно, выпали из моей памяти?
          Где лазерные пушки, о которых говорилось так много в девяностых годах? Оказывается, прототип после успешных испытаний был благополучно похоронен из-за отсутствия бюджета. А надо было 300-400 миллионов долларов. И не нашлось. И вновь, я не специалист по военному бюджету, но мне  кажется, что это стоимость примерно двух американских истребителей бомбардировщиков. Помогли нам эти два самолета? Может стоило пожертвовать десятью самолетами и поставить эти системы на боевое дежурство еще до выхода из Газы? Картина противостояния была бы тогда иной, иными были бы результаты войны, иным количество жертв с обеих сторон.
          Мы потеряли в войне около 50 танков. Я не хочу обсуждать, какую долю из них мы потеряли из-за неправильного ведения боевых действий. Но тот факт, что израильский проект активной защиты танка принят на вооружение американской армией в Ираке и отклонен израильской как дорогостоящий, меня возмущает. Сам проект разработан как штатное средство защиты танка «Меркава 4» и  снят по требованию военных.
          Хорошо, что мы знаем об этом сейчас, хорошо, что мы знаем, сколько стоит такая экономия. Мы рано расслабились, рано стали мерить свою жизнь критериями стран, которым ничто не угрожает.

                    Главным преимуществом Израиля всегда считалось качественное преимущество его человеческого материала. Причем преимущество на всех уровнях: от солдата до генерала, от инженера до премьер-министра. И это не только преимущество, которое приятно иметь, это преимущество, которое позволяло выжить в противостоянии с численно превосходящим противником, выжить и победить. Потому что числом противник будет превосходить нас всегда.
          В том, что касается солдат и инженеров, мне кажется, мы еще сохраняем статус-кво. Во всех личных боях с противником, не уступавшим нам в оснащении, наши потери были примерно в соотношении 1:3. А ведь мы нападали, и любой военный специалист скажет нам, что нападающая пехота обычно несет в три раза большие потери, чем обороняющаяся. Так что наши солдаты и резервисты воевали в 10 раз успешнее противника.
          Системы вооружений мы изобретать тоже умеем, и ведущие армии мира их с удовольствием покупают. Но вот на уровне генералов и министров, мне кажется, наши позиции ослабли. Начнем с самого верха. Если пост премьер министра есть пост политический и специальность, конкретные знания и профессиональный опыт человека его занимающего, не имеют никакого значения, то относительно поста министра обороны этого сказать нельзя. Во всяком случае, в нашей стране. Мы опять забыли, что мы не в Европе, где в ряде стран пост министра обороны занимают женщины. И они действительно имею право и могут его занимать, но при одном условии, что страна эта не воюет и воевать не собирается ни сейчас, ни в обозримом будущем. Мы воюем, а если именно сейчас мы не воюем, то это временно, так как враг остается и война будет, или, во всяком случае, может быть в любой момент без предупреждения.
          Амир Перец был назначен на пост министра обороны, так как на любом из двух других мест возможный вред от его некомпетентности в вопросах финансов или международных отношений был бы более ощутим. Но это в случае, если страна не воюет. А война разразилась, не дав ему бедному даже традиционных 100 дней в должности. Я далек от того, чтобы обвинять в чем-то персонально министра обороны. Комиссии решат. Я хочу отметить лишь то, что нами всеми считалось само собой разумеющимся, что это и есть оптимальное решение коалиционных проблем. Мы вновь забыли, где мы живем, забыли о том, что пост министра обороны в один день может стать единственным значимым министерским постом в стране. А мы – "наименьшее зло"! В следующий раз, я надеюсь, общество грудью встанет на пути назначений подобного рода.
          Когда назначали Переца на этот пост, подчеркивали тот факт, что исполнительской должностью является пост начальника генерального штаба. Но и с начальником генерального штаба за год до этого произошла подобная же метаморфоза: на этот пост был назначен командующий военно-воздушными силами. И вновь, я не хочу сказать ничего конкретного о степени его вины, я хочу лишь подчеркнуть, что при всех его достоинствах, его опыт относится к вспомогательному роду войск. Мы вновь позволили себе такую роскошь в расчете на то, что войны не будет. Ведь если бы ее не было, то никаких проблем с начальником генерального штаба мы, возможно, и не ощутили бы.
          Мне не очень хочется углубляться дальше, на уровень чиновников и полковников, но кажется, что ситуация и там не обрадует нас. Оставим полковников военной комиссии под руководством бывшего начальника генштаба генерал-майора Липкина-Шахака. Но что до чиновников, то количество судебных дел о политических назначениях некомпетентных лиц на профессиональные министерские посты показывает нам грустную глубину ситуации. Этого не может позволить себе страна, самому существованию которой угрожают ежедневно. И как следствие такой ситуации мы видели и уровень подготовки тыла, а главное, уровень и качество реакции государственных чиновников на экстраординарные ситуации. Израильский миллиардер Аркадий Гайдамак за два дня создал лагерь для беженцев на 7 тысяч человек и полностью содержал его все время войны. Государственным чиновникам понадобилось больше месяца для принятия решения о том же самом. Да вот беда, война кончилась. Впрочем, конкретика нам не поможет, сколько бы примеров мы не привели. Суть одна – то, что безопасно для страны, которая не воюет, может быть смертельно опасно для нас – некомпетентность. Хорошо, что война заострила этот вопрос до крайности. 

          А что было очень хорошо, и особенно удивительно для нас, поскольку мы это видели впервые, так это взаимопомощь.
          Мы жертвовали деньги, принимали в своих домах семьи с севера, мы пришли на призывные пункты в количестве, превышающем 100%. Пришли и те, кого еще не вызывали, кто вышел по возрасту, но счел своей обязанностью прийти. Пришли, чтобы воевать за свою страну. Мы об этом читали когда-то в рассказах и повестях о Великой отечественной войне. Но у нас тут все войны отечественные, и нельзя сказать какая из них великая, а какая нет, ибо каждая угрожает самому существованию страны. И мы терпели в бомбоубежищах, порой без света, в израильской жаре, и мы развозили по этим  убежищам продукты и игрушки и посылали наших артистов развлечь там детей и взрослых. И они ехали, и развлекали. И хорошо, что мы это увидели, хорошо, что мы как нация можем сознавать, что наш потенциал и уровень нашего единства, наша устойчивость и способность терпеть намного выше, чем это может показаться, чем это казалось нашим врагам.

           Наступил тот самый «следующий» день. Война окончилась так, как она окончилась. Если отвлечься от спортивных определений типа «победа» или «поражение», то ее результат я бы расценил как положительный для страны. Тот факт, что ливанская армия занимает юг страны (да еще в содружестве с европейцами) значительно уменьшает риск новых обстрелов, захватов солдат и проникновений на нашу территорию. Не отменяет совсем, но значительно уменьшает и делает ливанское правительство фактически, а не только юридически, ответственным за любые враждебные акты. Другими словами, если вновь захватят наших солдат, то с чистой совестью можно бомбить весь Бейрут, а не только кварталы Хизбаллы.
          Похищенных солдат нам, понятно, никто не вернет, и средств воздействия на противника у нас уже нет. Можно, конечно держать воздушную и морскую блокаду Ливана до выдачи солдат, но вряд ли Израиль станет это делать после того, как Америка попросит этого не делать. Да я и не уверен, что это поможет. Хизбалле не нужен выход на Запад, а граница с Сирией свободна, немцам совсем не хочется ее охранять.
          У себя в стране мы теперь решаем вопрос, кто виноват. И это хорошо и плохо одновременно. Хорошо, потому что недостатки надо устранять, а плохо, потому что следующий премьер-министр в минуту принятия судьбоносного решения с грустью подумает о том, что будет на следующий день после войны.
          Ибо не ошибается только тот, кто ничего не делает, и много славных премьер-министров не ошибались именно по этой причине. А Ольмерт ответил, и уже сам этот факт во многом изменил ситуацию в регионе, позволил нам проверить себя в критической ситуации, увидеть сейчас, пока еще не поздно, где мы допустили слабину. Именно поэтому я и выбрал такой заголовок.

        2/9/2006 Иерусалим