Уехать или остаться?

(статья опубликована 27/08/98)

Для того, чтобы родилась какая-то статья, необходимо событие. Во всяком случае, так это происходит со мной. Событие может быть незаметным, не общественно значимым, но оно должно быть - это тот катализатор, без которого реакция не пойдет. Недавно я получил отклик из России на мой очерк "Эмиграция в Израиль", опубликованный пока только в сети Интернет. Вот выдержка из короткого письма, полученного по электронной почте:

Описываемый Вами процесс абсорбции вызвал во мне картину тяжелой болезни или катастрофы со множеством ожогов и переломов с последующей борьбой за жизнь, ужасными болями, пересадками органов, кожи, сращиванием костей и т.п., когда после всех пережитых страданий начинают радовать маленькие успехи выздоровления, постепенного возвращения к жизни. Конечно, это слишком "гиперболично", но это мои первые ощущения. Но главное, что для меня осталось без ответа, это вопрос: "а зачем?".

Почти в то же самое время у меня состоялась беседа с одним из моих молодых коллег, вернувшимся из отпуска, который он проводил в Канаде. Мы посидели, как полагается, за рассказами путешественника, и я увидел Канаду его широко раскрытыми глазами. Её просторы, озера и реки, чистые маленькие деревеньки и городки, где только люди, очень интересующиеся политикой в мире (это там не так естественно, как здесь), знают о том, что такое террористический акт. Другая природа, другой ритм, другая жизнь, другой народ. Я закрыл глаза и представил большие и широкие машины, мощные и дешевые, безмятежно несущиеся вдоль берега озера, час за часом. Аккуратные деревянные домики, каждый с огромным садом, людей, мирно беседующих у ровного ряда низкого кустарника, отделяющего их участки друг от друга. Ни тебе "русских", ни тебе "марокканцев", ни религиозного принуждения. Тихо, спокойно... Я смотрел ему в глаза и понимал, что скоро наши посиделки прекратятся, а Интернет станет нашим способом общения. И, неожиданно для самого себя, я задал ему вопрос: "А зачем?"

И тут, где-то в сознании, замкнулась эта странная цепочка из двух идентичных вопросов, заданных на разных концах земли, разными людьми - не мне - судьбе. Действительно, зачем одни уезжают, и почему другие - остаются?

Самый простой ответ такой: те, кто уезжают - знают зачем. А тот, кто этот вопрос задает, не знает, а потому - остается. И это, возможно, лучший ответ. И даже в том случае, когда человек постфактум признает, что сделал ошибку - тогда, давно, он знал, зачем он уехал или почему он остался...

А стоит ли вообще об этом говорить? Вот он, наш маленький мир, одна большая деревня. Все связано, все известно, всюду можно поехать и посмотреть... Но нет, это далеко ещё не единое человечество, это совокупность государств, ощетинившихся заборами и таможнями, это народы, страшно берегущее, доставшееся им в наследство от войн и пертурбаций прошедших веков, жизненное пространство. Объединяется только тонкий, невидимый план существования народов: глобальное телевидение и стандартный язык международного общения, всеобщая телефонизация и, наконец, простая, всеобщая, вседемократическая, невидимая сеть компьютеров - Интернет. Здесь так легко преодолеваются границы и океаны, твой сигнал прыгает по каким-то проводам, взбирается на спутники и съезжает вниз, на землю, с сервера на сервер, и в секунды, в считанные секунды ты и видишь, и слышишь, и говоришь, и читаешь... И нет тебе в этом тонком нематериальном мире ни шлагбаумов, ни пограничников, ни офицеров эмиграционной службы.

У меня на работе сослуживица, одинокая женщина пятидесяти лет, выходит замуж и уезжает в Австралию. Она впервые в жизни нашла для себя на планете бесконечно дорогое существо, нашла, скользя по проводам, с сервера на сервер...

Но здесь, в мире плотном и материальном, нужна огромная потенциальная энергия, чтобы преодолеть этот барьер национального эгоизма человечества, эмигрировать, то есть уехать на постоянное место жительства в другую страну. Именно эту просьбу когда-то писали и мы в своих заявлениях в ОВИР. Так зачем же мы уезжаем?

Прежде всего потому, что хотим лучше жить. Действительно, почему бы мне не жить лучше в другом месте, где я за свой труд смогу это получить? Например, жить в доме с лужайкой, а не в квартире, иметь машину, а не мечту о ней. Пользоваться услугами, предоставляемыми развитой инфраструктурой сервиса, что хорошо понятно, когда такая инфраструктура есть, и совсем непонятно, когда её нет. Мне теперь смешно, когда люди пишут мне из России - у нас тоже все есть! Да, все есть и в Кении, и на Кипре, и в Суринаме, и на Филиппинах, и в Иордании. Это - элементарное достижение свободного хозяйства. Все есть, даже если ни у кого нет денег все это купить. Торговля - достижение 19 века. А 20 век - это век сервиса. Там, в России, трудно представить, что это такое, ровно в той же степени, в которой нам здесь, в Израиле, трудно представить себе, каким он должен быть сегодня. Боже! Как это все облегчает жизнь! Возможно это и есть главная причина переселения народов? Я думаю, что это так. Однако в погоне за лучшей жизнью успех никому не гарантирован - везде есть неудачники, безработные и несчастные эмигранты, не сумевшие устроится на новом месте хотя бы так же хорошо, как на прежнем. Да, есть и такие. Но верно и другое: если у тебя хватило сил взять этот, огромной высоты, потенциальный барьер, воздвигнутый самодовольным обществом на твоем пути, значит, твоя личная энергетика велика, и ты пробьешься, без сомнения пробьешься. Хуже бывает тогда, когда этот барьер, по разным причинам, искусственно и сильно снижен, как, например, при воссоединении народа (эмиграция евреев в Израиль или немцев в Германию). Тогда, в совсем чужой, незнакомой, а порой и не слишком приветливой стране может оказаться человек без достаточного запаса той энергетики, что позволяет подняться, а иной раз и просто выжить.

А еще мы уезжаем потому, что хотим перспектив. И в зависимости от того, что за перспектива нас манит, мы выбираем место назначения.

Наверное, как и многие, я последние пару лет перед отъездом из России принял участие в возрождении российской кооперации. Приехав сюда, я в первый же месяц, случайно встретился с одним, очень богатым еврейским бизнесменом, эмигрантом начала семидесятых годов. Мы беседовали в его шикарном пентхаузе в Рамат-Авив ("вообще я работаю в Австрии, но моя жена любит Израиль и раз в месяц на неделю приезжает сюда").

- Что ты хочешь делать здесь? - спросил он меня.

- Ещё не знаю, - честно ответил я, - последние два года у меня было дело в Москве, но здесь я пока не знаю, как приняться. А вообще, у меня есть неплохая профессия, - добавил я.

- Если ты хочешь делать бизнес, возвращайся. Все оформи, оставь здесь жену и детей и немедленно назад. Бизнес делают сегодня там, а не здесь. Я полгода назад дал указание всем своим людям в Москве скупать недвижимость, любую, что удастся купить.

Да, перспективы бизнеса в России тогда были удивительные, они очень неплохие и сейчас, для тех, конечно, кто готов играть по российским правилам бизнеса. А кто не готов? Мы-то знаем полный набор этих правил. А те, кто не хочет заниматься бизнесом вообще? Кто хочет продвинуться профессионально в инженерном деле или в науке? Врач или адвокат на западе, как правило, процветающий человек, компьютерщик - всегда высший слой среднего класса. Например, в компьютерном мире, основные разработки делаются в США, основные научные исследования - тоже. Гигантские капиталовложения - тоже там. Недавно приехавший из США член нашего Кнессета с восторгом говорил, что он имел встречу с руководителями компьютерных фирм в знаменитой на весь мир Силиконовой долине, и беседа шла, в основном, на иврите. Действительно, почему бы этому компьютерщику не реализоваться и не поработать в одном из всемирно известных компьютерных гигантов, вроде "Майкрософт"?

Дискриминация. Это актуально не для всех. Прежде надо помучиться, и побыть дискриминируемым. Наиболее распространенный вид - национальная дискриминация. В России коммунистических времен - дискриминация евреев. В современной Прибалтике - дискриминация русских, в сегодняшнем Израиле - дискриминация неевреев и т.д. Статья не о доказательствах её наличия или причинах там или здесь, а о том, что если человек чувствует, что страна его ограничивает, хоть как-то, потому что он не принадлежит к большинству - это сильнейший стимул для отъезда. Известно, что уровень развития демократии в стране определяется уровнем защиты прав меньшинства. Не надо никому ничего доказывать. Если человеку холодно, ему нужно одеяло, а не доказательства того, что на самом деле - тепло. Нет ничего тяжелее для человека, чем несправедливость. Особенно, если не его деяния явились её причиной, а такое природное явление, как национальность. Равенства и на новом месте добиться не всегда бывает просто (точнее - всегда непросто), ты приехал, и тебя дискриминируют, потому что ты не знаешь языка, местных обычаев, надлежащей грамоты, да и просто, потому, что говоришь с акцентом, не знаешь местных реалий или вообще - новенький. Как в школе. Но ощущение все же несколько другое, так сказать, более естественное по одной причине: ты, в какой-то степени, был к этому готов, и имеешь надежду, что при дальнейшей ассимиляции (а это - цель всякой эмиграции) эти причины исчезнут совсем или почти совсем. Да и за будущее сегодня ещё маленьких детей, как правило, нет особых оснований беспокоиться.

Убежать. Это тоже причина. Надоело всё, кругом какая-то дрянь. Этот паяц Жириновский! (Вариант: засилье этих "датишников"!). Где-то в другом месте - неизвестность, а здесь известно, что все плохо. Надо сменить обстановку, сменить одни трудности на другие. Для некоторых это лекарство, как кровопускание, вылечивает. Откуда-то появляются новые силы, открывается чистый лист, нет груза прошлых ошибок - все это мобилизует. Для других кровопускание превращается в открытую незаживающую рану. Одна дрянь замещается другой (возможно потому, что её полно в душе) и ничто не меняется, точнее - меняется в худшую сторону.

Все поехали, и я. Человек - стадное животное. И часто, причисляя себя к определенному стаду, боится от него отстать. Причина распространенная. Анализ подменяется мечтами. А что меняется? Как с грустью заметила одна моя такая знакомая: кто там хорошо жил, тот и здесь. Стадо переместилось, а роли в стаде не изменились.

Я помню эту бесконечную очередь в Голландское посольство в Москве, летом девяностого года и то ощущение, что двинулось - всё вокруг. Побывайте здесь, у нас, в молодежных "русских" компаниях (если вас туда примут, конечно), послушайте тихонечко: Канада, Канада, Канада...

Дети уехали, что нам здесь делать. Да, если все дети уехали, то это - причина. Но в этом возрасте уже следует спрашивать согласия детей. Потому что эмиграция после 45 лет - это уже не твоя проблема, а их. И если общение с детьми и внуками и возможность их видеть обычным путем для тебя важна, то с остальными трудностями ты сможешь примириться. Потому что даже если в материальном выражении жизнь не ухудшится (благодаря детям, конечно), то в духовном плане - почти всегда будет заметное ухудшение. Я имею ввиду резкую потерю социального статуса, ощущение беспомощности, отсутствие друзей и многое, многое другое. Не хочется расшифровывать, грустно это, ведь у многих из нас родители тоже здесь.

Спасение жизни. Есть места, где людям грозит реальная опасность для жизни. Идет война или разбой, беспредел, как говорят теперь в России. Конечно, допустимый уровень опасности, граница душевного спокойствия, для каждого свои. Есть те, кто бежал из Москвы, боясь угроз деятелей общества "Память", которые, кажется, ещё никого не убили (я боюсь ошибиться и прошу прощения, если ошибся). И есть евреи, которые остались в Грузии, Абхазии, где стреляют на самом деле. Есть Российская армия, где смертность и в мирное время, как на войне, и есть Ливан... Есть такие, для кого Бруклин безопаснее Кфар-Сабы, а есть и наоборот. Истинная опасность и ее ощущение не совпадают, и порой - очень сильно.

- Как вы не боитесь, что вашей дочери до сих пор нет дома? - воскликнула наша гостья из России часов в 10 вечера. Да, там, в спальных районах Москвы, это считается недопустимо высоким риском.

- Да нет, ничего, у нас достаточно спокойно, потом, у неё телефон с собой - ответил я.

Но то, что я не рассказал ей тогда, это о том дне, когда был взрыв на улице Бен-Иегуда в Иерусалиме, и я из Тель-Авива и жена с работы, тщетно пытались разыскать нашу дочь у всех подруг, в школе, везде. Её Селком молчал, телефонная связь в стране развалилась за 5 минут, кругом было занято, а за час до этого она сообщила маме, что идет с подружками на Бен-Иегуда, пройтись, поесть мороженого... Те 20-30 минут, пока она не позвонила сама, наверное, на сколько-то укоротили нашу жизнь. Есть эмиграция такого рода, и здесь обсуждать нечего.

А почему же мы остаемся? Только ли потому, что не нашли для себя в этом списке причин уезжать?

Я позвонил своему коллеге в первый же день после возвращения из Канады, чтобы поздравить с приездом, и, как обычно, спросил:

- Как настроение?

- Поганое, - ответил он хмуро в телефонную трубку.

- Почему, что случилось?

- Жарко, и я в Израиле.

А я вспомнил то теплое ощущение, что возникло во мне, когда я первый раз, на пятом году жизни в Израиле, возвращался из короткой заграничной поездки. Я - дома. И тогда вспомнились мне слова Юрки, моего друга, там, в Шереметьево. Мы торчали всю ночь, чтобы сдать мои чемоданы перед завтрашним отлетом. Юрка - еврей и мог решить эту проблему так же, как я, но он не хотел. Тогда я не спросил его ни о чем, скорее из чувства такта, а не из-за недостатка любопытства. Он сам сказал мне, это, наверное, было важно для него.

- Понимаешь, старик, прижился я здесь. Все так знакомо, квартиру столько отделывал, все сам, ты знаешь. Работа, ребята там..., привык играть в футбол по воскресеньям... Дети - со мной, жена - со мной, не знаю, что ещё могло бы быть мне нужно, из главного.

И я подумал, что это и есть главное, почему мы остаемся, это - главное, почему мы, каждый раз возвращаемся обратно - то, почти мистическое, чувство дома. Или оно есть, или его нет, и тут двух мнений быть не может. И если его нет, то:

- Скажи, зачем мне всю жизнь играть на чужом поле? - ответил на мой вопрос мой молодой коллега, вернувшийся из Канады.